Полвека тому…
Тёмное январское утро. Просыпаюсь в шесть часов без будильника по внутренним часам. Подхожу к окну и вглядываюсь в темень. Если снег не идёт, возвращаюсь в постель и сплю ещё часок. Если же идёт снег, собираюсь на работу. Не завтракая. Люблю покушать не торопясь, а утром минута час кормит, некогда рассиживаться. Добредаю до участка, беру в подсобке движок (широкая деревянная лопата, обитая жестью снизу) и скребок (узкая тяжеловатая лопатка). Влекусь на первый участок. Работаю в страшном темпе без отдыха. Если в тот момент жизни есть второй участок, бегу туда. Срочно убираюсь там. Часов в девять или в начале десятого возвращаюсь домой, зайдя по дороге в продмаг за продуктами. Беру грудинку и хлеб. Ставлю чайник, включаю приёмник, постоянно настроенный на БиБиСи. Как раз в это время передают Listeners’ choice. Завтракаю под музыку. Иногда записывал на бумаге названия песен и имена исполнителей. Среди любимых: Сюзи Кватро, Ти-рекс, Слейд, Криденс. Всех не упомню, а записи канули в лету.
Если другой работы не было в тот день, отправлялся в «Иностранку». Изучал древнегреческий по Соболевскому. На обед не отвлекался, сидел до тех пор, пока кишки не прилипнут к спине. Тогда шёл домой подкрепляться. Иногда после еды вздремнёшь минут пятнадцать-двадцать. Потом отправлялся либо к собутыльникам выпивать или в кино с ними, либо к друзьям-философам, которых так называл потому, что некоторые учились на философском факультете. Вели с ними разговоры о смысле жизни и иных отвлечённых предметах. От них только узнал, что марксизм-ленинизм не наука и не философия, а гуано. До двадцати лет был совершенно невинен в отношении социальных наук. Друзья-философы открыли глаза на многое.
Друзья-собутыльники и друзья-философы жили в параллельных мирах и между собой не пересекались. Почему-то мне было интересно и с теми, и с другими.
